УКУШЕННЫЙ ЗОЛОТЫМ ЛУЧОМ

"Чудеса и приключения", 2002/3

Ювелирные украшения древних египтянок, гречанок, мексиканок давно уже перекочевали на платья современных миллионерш, а древние драгоценности из захоронений — в сейфы американских, японских и европейских банкиров. Исповедь частного археолога-уакеро, рассказывающего о разграблении некрополей Южной и Центральной Америки, удалось заполучить швейцарским журналистам.

Человек, согласившийся на интервью, учился в Париже, и в его дипломе значатся три специальности — историк, этнограф и археолог. Был послан в Перу для работы в музеях, посетил раскопки в Мексике, Гватемале, Колумбии, но в один прекрасный день древнее золото вскружило ему голову. Он поддался соблазну, бросил научную карьеру и ушёл в сельву, где стал уакеро. Он среднего роста, светловолосый, лицо загорелое, около виска шрам. Для встречи с журналистами он выбрал глухой район на границе с Панамой.

— Не исключено,— поведал он,— что мне отрежут поседевшую голову. Я живу в страшном мире. За мной давно охотятся другие гробокопатели. Да и скупщики следят за мной. С револьвером не расстаюсь.

— Значит, и со страхом не расстаётесь?

— Да. Лавка древностей, куда вынужден сдавать свой товар, принадлежит сыну немецкого офицера, сильно нагадившего во Франции. Перед отпрыском мне приходится представляться швейцарцем. Но парижанин жив в моей душе. Иногда смотрю на высокие деревья, и мне мерещится Эйфелева башня. Но чаще в сельве меня одолевает чувство, что я превратился в дикого лесного человека — Маугли.

Я давно высчитал, что пресловутых Эльдорадо было несколько. Одно из них собираюсь искать здесь. Наверняка меня ждёт неизвестная науке цивилизация индейцев.

— Как можно выжить в этом зеленом аду? Вокруг хищные звери/ядовитые змеи, источники лихорадки?

— Привык. Но страшнее не звери и малярийные комары, а люди. Это превратило меня в волка, умеющего огрызаться и нападать. Не признаю компромиссов, не плачу налогов. Успел прославиться своим умением давать сдачи.

Собеседник прервал диалог, затянулся французской сигареткой без фильтра, а затем вытащил из небольшого портфеля картонную коробочку. Перед глазами журналистов предстал набор древних ритуальных украшений — золотых пластин с фигурками зверей и птиц, грубо обработанных самоцветов, колец и ожерелий.

— Всё это по стилю неизвестно науке. Но по договору вынужден буду сдать скупщику. Вряд ли древние жрецы могли предположить, что их ритуальные вещицы перелетят на авиалайнерах океан и попадут в банки или коллекции богачей.

— К научной карьере не мечтаете вернуться? Ведь у вас уникальный опыт.

— Постарел, нет сил. А мечтаю лишь о том, как бы приобрести вертолёт.

— А зачем вам такая техника?

— Вертушка нужна для разведки новых районов и проверки моих идей. Я уже знаю, где искать следы неизвестных цивилизаций индейцев. Кроме того, вертолёт — это гарантия того, что моя могила не будет безымянной в здешних местах. За мной давно охотятся конкуренты, особенно американские. Я одиночка, а они в стае. Янки алчные и свирепые добытчики чужого золота. Вооружены до зубов, беспощадны, как чикагские гангстеры. Они вытеснили меня из района дель Торо. Это близко от деревни, где мы беседуем. Но сейчас не их сезон. В Штатах полно контор, организующих туры для уакеро-любителей. Но они далеко не безобидны, идут в леса с вооружённой автоматами охраной. В меня стреляли не раз.

— А вы отвечали?

— Да, я их проучил. С тех пор ко мне подсылают агентов якобы для совместной работы.

— По газетным данным, янки усиленно грабят Мексику. Тайно вывозят до 10 тонн золотых украшений в год.

— Грабят и Колумбию, и Гватемалу. Расскажу об одной недавней встрече с ними. Я наблюдал через бинокль, как два американских уакеро вышли из джипа-вездехода и углубились в лес. За ними шли три охранника. Янки принялись копаться в руинах, которые я присмотрел для себя. Я взял ветку и резко переломил её. Тут же в мою сторону полетели очереди трассирующих пуль. Но я не остался в долгу - Назад им пришлось брести пешком. Несколько выстрелов из кольта, и джип остался ржаветь в лесу.

— Да, золото — металл дьявола. Оно ослепляет разум человека.

— Не только ослепляет, но и делает жестоким дикарём, варваром. Я знаю район, где белые уакеро истребили местных индейцев — тонанахума. На своё несчастье, они обитали в лесу, выросшем над древним поселением с большим некрополем.

— Мы слышали местную легенду про «ла лус дель оро» — луч золота, посылаемый для искушения самим дьяволом.

— Я знаком с легендой. Определённый смысл в ней есть. У того, кто увидел этот луч, засыхает душа. Он может убить даже родного брата.

— Вы сами не поражены этим мистическим светом?

— Не совсем. В конечном итоге я ищу не само золото, а исторические свидетельства высокой культуры индейцев. Но всё же луч сделал меня рабом, дерзким фанатиком, которому трудно отказаться от всё новых и новых поисков. На всякий случай обзавёлся амулетом, отгоняющим злой «ла лус дель оро».

— Можно посмотреть?

— Нет. Он приделан к моему кольту. Он спас меня на границе Мексики и Гватемалы. Шёл туда ночами, но напоролся на шквальный огонь местной банды, принявшей меня за полицейского.

— А как помог амулет?

— Я вынул из кобуры револьвер, посмотрел на амулет, а он подсказал мне — силы неравные, ответный огонь не открывать. Кстати, полиция охотится там за наркодельцами, а не за уакеро. Неизвестно, что хуже для современной цивилизации. И вообще слово «цивилизация» после жизни в сельве я произношу с сарказмом. Имею на это право.

— Не вы один такого мнения. Многие называли грабёж старины Апокалипсисом. Но сами-то вы понимаете степень ущерба от своей деятельности?

— Безусловно. Но я всё-таки исключение. У меня нет сейфа с золотом. Кроме того, я копаю в районах, где грабёж могил начался в XVI веке, во времена конкистадоров. Я выгребаю остатки. Все мои находки классифицируются, оцениваются, датируются. Накоплен сенсационный материал. Я не настоящий уакеро.

— А записи вы ведёте?

— Боже упаси! Всё в голове. Записи опаснее, чем само золото. Скупщики меня не раз умело расспрашивали. Я отделывался шутками, работал под наивного любителя. Поэтому ещё и жив.

— Но ведь к научным работам можно вернуться на склоне лет.

— Мне быстро заткнут глотку. Кабинетные крысы понимают: здесь всё не так, как принято считать. Но никогда не признаются и другим не дадут. Бумажные устои подчас твёрже каменных. Но всё-таки я доказал, что цивилизации индейцев древнее официальных датировок, сложнее по своей организации. Когда-то я нашёл в перуанской части Амазонии руины города с крепостной стеной. По наивности написал об этом в Европу, дал свои датировки. Мне ответили, что в том месте городов не может быть. Мираж, иллюзия! В другой раз в могильнике нашёл шарики из платины. Захотелось раструбить, как о сенсации. Потом одумался. Всё равно не поверили бы.

— Золото встречается в каждом древнем могильнике?

— Нет. Если могила знатного воина, жреца или придворного, то жёлтый металл есть. У простых людей в основном заупокойная керамика. Правда, встречаются и загадки. Как-то наткнулся на некрополь крестьян. Пустота для моих заказчиков. Но возле одного костяка лежала фантастическая золотая птица, у которой только крылья весили более четырёх фунтов.

— Есть ли у вас какие-либо особые мечты?

— Я уже говорил о вертолёте. Но ещё важнее — приобрести современное электронное оборудование подземного поиска. Такое, как у янки. С ним буду осваивать дальние районы, где спокойнее и где возможны находки того, что я предполагаю. Потом брошу всё к чёрту, уеду в Европу отдыхать и лечиться, а главное — размышлять о системе, в которую можно выстроить мои находки. Иначе трудная и опасная жизнь окажется незавершённой...

— А вы философ!

— Я циник, особых сожалений у меня нет. Меня затянуло в шестерни огромной машины, разрушающей историю, но я в ней пылинка. Часто наблюдаю, как ищут древние могилы местные крестьяне. Для них святотатство над захоронениями предков — подчас единственное средство добыть кусок хлеба. Все они закабалены перекупщиками, зависимы, как рабы на плантациях. Уакеро — это явление. Так и объясните своим читателям. Это агония современного общества. Масштабы разграбления древностей таковы, что всё это закончится в ближайшие тридцать лет, археологам ничего не останется, а уакеро перейдут на службу к наркобаронам.

— Действительно, Апокалипсис!

— Называйте, как хотите. Но не забывайте: это всемирное явление. Уакеро работают в Греции, Болгарии, Египте, Ираке, Италии. И даже в вашей умилительно цивилизованной Швейцарии.

— Что вы имеете в виду?

— Я хорошо знаю, что творится в мире археологии, как официальной, так и подпольной. Все уакеро работают на чёрные рынки вашей благопристойной страны. Она стала мировым центром продажи и перепродажи древних ценностей. Я был там по делам перуанской керамики и попал на выставку, устроенную антикваром Феликсом Канном в Цюрихе. Интерполу он известен как посредник американской и итальянской мафии. Представьте себе, перед аукционом на выставке он цинично выпустил каталог с указанием цены всех экспонатов. Всё это трофеи итальянских уакеро из Вул-чи, Чирветери, Гроссето, Апулии. Этрусские склепы практически опустошены уже полностью. Их грабили с сатанинским размахом. Но вот что примечательно: каталог назывался «Отголоски великой этрусской цивилизации».

— Подобные аукционы есть не только в Цюрихе, но и в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Берлине.

— Швейцарский рынок древностей самый крупный и позорный. Это бездонная клоака, где исчезают предметы всех древних культур, включая и древнейшие цивилизации — Шумера, Вавилона, Фракии. Антиквары продают добычу уакеро не только толстосумам-коллекционерам, но и банкам на переплавку в слитки.

— Словом, нам не стоило так далеко ехать? Сюжеты есть и в Европе.

— Безусловно. Ваши соотечественники опустошили городище и могильники античных солеваров на границе с Австрией. Выгребли всё подчистую. Торговали древние солевары ее всем тогдашним миром. В их могилах были обнаружены и римские монеты, и древнегреческие украшения, и балтийский янтарь, и испанская бронза. Да и местные ритуальные вещицы были не из худших. Всё ушло на сувениры. Возможно, именно тогда и зародилась в Швейцарии традиция перепродавать по всему свету древние сокровища. Вашу страну считают образцом европейской культуры, но ваши антиквары опровергают это.

— Суждения ваши справедливы. Наши банки не скрывают того, что проводят миллионные операции с древними ценностями. Увы, это легальный бизнес.

— Впрочем, извините меня за резкость. Во мне вдруг проснулся человеке европейским образованием. Мне обидно за всё происходящее. Хотя мне. лесному разбойнику, не дано право обвинять.

— Оставляете ли вы себе чпго-то из найденных вами редкостей, которые могли бы потом подкрепить ваши новые идеи об индейских культурах?

— Нет! Это опасно. Пытался кое-что прятать в тайники, но потом всё равно приходилось отдавать. Однако то, что считаю важным, записываю шифром — место находки, форму, материал, примерное время изготовления. Шифрованные записи держу в сельве. но и в голове остаётся некая пространственно-временная картина местной древнейшей истории.

— Вы обязаны написать мемуары! Неужели у вас не осталось научного честолюбия? Ведь есть же у вас интуиция настоящего археолога.

— Мне теперь ненавистно само слово «археолог». Профессия опозорена. Эти люди по локоть в грязи и корысти. Французские специалисты, например, отбили рисунки пещерных людей и распродали туристам. В Мексике я сам стал свидетелем варварства учёных. Там близ города Ла-Вента были древние городища с пирамидами и некрополями. Теперь же вся эта местность загажена вышками и нефтехранилищами. Кто навел геологов на заповедные места? Археологи. За солидную взятку они рассказали нефтедобытчикам о применении битума в древних постройках. Теперь там к старине не подберёшься — одни вышки и нефтехранилища.

— И как долго вы собираетесь вести рискованную жизнь уакеро-одиночки?

— Нельзя вечно кататься на колесе фортуны. Мне пора спрыгивать. Вот закончу дела в Панаме, найду подтверждения своей теории в тамошнем Эльдорадо, а затем куплю новый паспорт, уеду к вам в Швейцарию и залягу на дно. Обдумаю всё, найденное мною, и, может быть, кое-что напишу под псевдонимом. Это будет совершенно новый взгляд на историю доколумбовой Америки.

— Но почему в Швейцарию, а не на родину?

— Стыдно. Дипломированный археолог, но весь в грязи. Некоторые коллеги после моего бегства из перуанских музеев наверняка догадались, чем я стал заниматься.

— Спасибо за беседу. Можно ли надеяться на встречу в Швейцарии?

— Нет, конечно. Я буду там совсем другим человеком, неразговорчивым. Прощайте!

Герман Малиничев

На главную